Комната бункерёнка ТАРНО

И московский, и сургутский офисы ОАО «Сургутнефтегаз» нашпигованы телекамерами, предназначенными, вестимо, для наблюдения за сотрудниками. В центральном аппарате процветает атмосфера подсиживания, взаимных доносов и штрафов за проступки типа поедания менеджером яблока в разгар рабочего дня.
Расстреливать - не расстреливают, но увольняют очень быстро. (Быстрее – в два часа – на моей памяти уволили только заместителя главного редактора телеканала «Россия-24» за положительные комментарии в сети к статьям и заметкам об А. Навальном).
Московский офис «Сургутнефгаза», находящийся на Мясницкой улице, неприметно расположился в двух шагах от известного всей России здания АО «ЛУКойл» - и напоминает, скорее, находящийся в том же квартале офис ФАПСИ – неприступная крепость с отсутствием вывески и обилием «глушилок».
Знатоки припоминают, что перед историческим залоговым аукционом («Сургутнефтегаз» выкупил сам себя у государства в 1995 году) во время посещения московского офиса Компании Альфредом Кохом (о ту пору – главой Госкомимущества) всем сотрудникам, кроме президента и нескольких вице-президентов, было велено в течение всего рабочего дня не выходить из своих комнат.
И все труженики нефти и газа - от секретарш до высокопоставленных менеджеров - были вынуждены не только голодать, но и мочиться в специально принесенные из дома к визиту Коха баночки.
Это вам - не поле перейти...
Вспомнилось, когда увидел в «Твиттере» заметку А. Коха о В.В. Путине и его 20-колограммовой щуке. Как же легко мы замечаем соломинку в глазе собрата своего!
(Или, может, Кох не знал про баночки из-под «пепси-колы», и каким образом в день его визита оные были использованы сотрудниками Владимира Леонидовича Богданова?..)

Уже к началу «нулевых» «Волдырь» был кандидатом наук.
Как неожиданно «тусовку» облетела благая весть: Вольдемар «сдаёт» на профессора.
Встретившись с ним как-то в одном из богемных столичных ресторанов, я поинтересовался:
-...Слушай, ну так ведь там Учёный совет, люди всякие от науки - вопросы задавать станут?
Не смутясь, Владимир Анатольевич поведал:
- Да, был там один умник; всё интересовался...
- Ну, и?!!..
- Позвал я его как-то в коридор, выбил пару зубов: теперь молчит.
Профессор «Волдырь»... Нет, мелковато: академик – самое оно!!!

В бытность свою игуменом Санаксарского Рождество-Богородичного (мужского) монастыря отец Варнава редко отказывает себе в удовольствии пофилософствовать. Благо, обитель далеко не бедная и в хорошем вине недостатка нет. Да и сам отец-настоятель человек образованный, и как собеседник - безупречный.
В канун Светлого Христова Воскресения философствовать отцу Варнаве привелось в компании двух высокопоставленных милиционеров. Беседа удалась, и монах-послушник, прислуживающий у стола, вынес на двор уже не менее дюжины пустых бутылок.
Стало душновато. От умных разговоров захотелось чего-то лихого. Решено было проехать в соседний районный центр, дабы продолжить предпасхальные беседы. Благо, ехать-то всего - не больше 100 километров! Если через лес...
Отец Варнава настоял, чтобы за руль новенького «Лэнд-Крузера» сел именно он, как наиболее трезвый из всех.
Как ему казалось.
Поехали. Водитель, сидевший на пассажирском сидении рядом с выруливающим монахом, первые километров 50-т почти поседел: отец-игумен не признаёт скорости меньше 80 км/час. Поэтому ещё через 30 км., когда у милиционеров глаза от ужаса почти полезли на лоб, решено было дать возможность монаху немного передохнуть.
Водитель вышел с пассажирского места, обогнул автомобиль, а когда открыл дверь - никого рядом с рулём не обнаружил: одному Богу известно, как настоятель монастыря в полном монашеском облачении умудрился в «Лэнд-Крузере» перелезть с водительского места на пассажирское!
Возле руля покоился только его афонский посох.
Второпях, никто ещё не обратил внимания, что отец-настоятель к тому же не поставил автомобиль на ручной тормоз.
Досадная оплошность обнаружилась скоро, когда водитель, достав из машины посох, решил вежливо передать его монаху, огибая сзади дорогое авто.
В этот момент «Лэнд-Крузер» и поехал; благо, притормозили как раз на самой горке.
...А теперь представим себе картину, открывающуюся взору автомобилиста, едущего по встречной полосе.
По дороге, медленно набирая скорость, едет «Лэнд-Крузер», за рулём - никого; на пассажирском месте чинно восседает густо-бородатый монах в полном облачении. За спиной монаха в машине - два милиционера в фуражках, при погонах и с глазами, вылезающими из орбит по поводу того, что самостоятельно дотянуться до рычага тормоза они не могут! Монах выше этой суеты и на возню офицеров не обращает ни малейшего внимания, важно смотрит на дорогу.
А позади всего этого «орнамента», вслед за несущимся с горы автомобилем, бежит водитель с посохом.
Как говорится, «картина маслом».
Слава Богу, водитель был трезвый и прыткий: догнал машину, сунул, что есть силы, посохом в педаль тормоза; и все остались живы и счастливы.
Даже сил хватило продолжить душеспасительные беседы в кабинете начальника ближайшего РОВД.
Посох только афонский сломался.
Что, собственно, до сей поры огорчает уже владыку Варнаву.

А вот это - Санаксарские красоты в канун Пасхи Христовой:

Своё «погоняло» «Ассирийский Зять» Вячеслав Кириллович недолюбливал; не сказать больше. Оно напоминало ему некоторые ошибки дней давно минувших.
А дело было так...
Если теоретиком отечественного рэкета можно по праву считать «вора в законе» Черкаса, то первым целеустремлённым практиком «движения» уж точно был Монгол. Среди «птенцов» его «гнезда» перспективным сразу показал себя будущий Вячеслав Кириллович.
Деньги банда Монгола по тем временам - а речь идёт о конце 60-х - начале 70-х советских лет - имела баснословные. Первые бойцы советского рэкета гуляли широко и сладко. И вряд ли имеет смысл упоминать о количестве женщин, желавших приобщиться к богатствам Монгола и его подручных: таковых было немало. Золото, шубы, автомобили «Волга… И дамы - как на подбор!
До поры, до времени Япончик наслаждался свободой и широтой ассортимента по части слабого пола. Но - нашла коса на камень: он повстречался с девушкой кавказского происхождения. Ассирийкой. И ни подарки, никакие уговоры и сказки не помогали ушлому молодому человеку склонить черноглазую красавицу к интимной близости.
Ну, ни в какую!!!
И, будучи человеком целеустремлённым, Японец решается на совсем уж отчаянный поступок: он предлагает строптивой диве свои руку и сердце. В лучших традициях Лондона и Парижа!
И дева уступает. И празднуется свадьба.
И счастливы родители невесты.
Один только Вячеслав Кириллович томится неясным предчувствием.
И оно его, как всегда, не подвело!
Новоявленная жена попыталась «сесть на шею» молодого супруга уже на следующее после брачной ночи утро. Однако, Вячеслав Кириллович корректно отклонил её претензии по поводу того, что он не спешит на работу: на завод, на фабрику, в контору. «Отмазался» тем, что он, дескать, свободный художник; трудяга, так сказать, холста и кисти. Ну, или пишущей машинки.
- А где машинка?!!
- Сейчас принесу.
Вернулся супруг дня через три: довольный, слегка пьяный и, как новогодняя ёлка, увешанный подарками.
- Так, где машинка пишущая? - не унималась ассирийская жена.
Молча Вячеслав Кириллович проследовал в опочивальню, не обращая внимания на продолжавшую нарываться на скандал супругу.
...И так - три года. Три долгих года истерик, жалоб, обвинений в никчемности и в том, что «живём, как нищие».
Японец всегда отличался спокойным и довольно уравновешенным нравом. В быту. Вот и в то памятное воскресенье он сидел у себя дома на Тверской в тапочках и спортивном костюме. Мирно смотрел телепередачу про животных.
Шквал ругани обрушился на него внезапно и без особых причин:
- Почему дома хлеба нет?! - подытожила молодая жена, протягивая Вячеслав Кирилловичу авоську.
- Сейчас принесу.
Ни с кем не споря, без лишних слов Японец вышел на улицу - в тапочках, спортивном костюме и с авоськой.
Как говорится, налегке.
В следующий раз жена увидела суженного через три года: он принёс документы на развод. Навечно прикрепив к своему знаменитому прозвищу обидный «довесок» - Ассирийский Зять.

Имя полковника Сергея Есина вряд ли кому-то знакомо.
В широком смысле этого слова...
Тем ни менее, в начале 80-х он удивил многих сослуживцев совсем не армейской лирикой: свои поэтические начинания полковник опубликовал в журнале «Юность» - на тот момент это означало практически официальное признание советским писательским союзом своего новоявленного собрата в погонах.
В море на вахте часто вспоминались его строки:

Всё это было, было, было,
Где ты раскованно жила:
И отступалась, и любила,
И проклинала, и ждала...

От подозрений обмирала,
Сгорая в ревности до тла,
И женской меркой измеряла
Совсем не женские дела.

До черноты сгущала краски
И без труда входила в роль
То злой волшебницы из сказки,
То милой девочки Ассоль.

Пусть слова доброго не стоит
Финал, разыгранный судьбой;
Но, знаешь, что-то есть сятое
В спектаклях, созданных тобой.

В молодости я был поклонником оригинальных визитных карточек.
Одну из самых примечательных мне в своё время вручил Шабтай Калманович. Он тогда ещё не был «фоном» и только-только появился в Москве после своих израильских приключений...
«Шабтай Калманович» - лаконично заявлял кусочек стильного пластика. Что немедленно всколыхнуло во мне чувство неподдельного восхищения: «Какая оригинальная «визитка»: никакой фамилии - только имя и отчество! Старого разведчика видно по повадкам...»
Так я к нему и обращался первое время: Шабтай КалмАнович. По телефону, при личных встречах, разговаривая о нём с друзьями...
Наконец, после недели мучений, Шабтай однажды не выдержал:
- Умоляю – я не КалмАнович: я - КалманОвич!!!
Какой волевой человек: я б и часа не продержался.

- Александр Яковлевич?!..
- Саша!
Ладно, пусть Саша.
…Итак, лето 1994 года. Гостиница «Россия». Глубокий вечер. Ряды набившихся было в номер приятелей, редеют. Из друзей практически никого. В том смысле, что Саша всегда относился к этому понятию очень осторожно: друг – это нечто почти асимметричное «приятелю».
Шампанское, немного водки, качественная закуска.
В общем, всё под разговор. Который нет-нет, да и коснётся модной в то лето темы – убийства у Краснопресненских бань в начале апреля месяца.
В какой-то момент Саша почти резко вскакивает с кресла, хватает гитару и уходит в спальню. Бренчит. Возвращается. Буквально парой слов перекидывается с компанией за столом. И снова – в спальню. Струнный перебор. Выскакивает из дверного проёма – а, надо сказать, бродил он по номеру в одних трусах и майке – все свои, чего стесняться! – и бросается к столу с ручкой и блокнотом.
Снова исчезает из пределов видимости.
И так – до четырёх утра. Когда буквально светящийся от счастья он предлагает всем присутствующим ознакомиться с его новым творением.
Названия ещё нет…
- «Мир дому, где собак и лошадей любят…» - это ж про Отарика, про его семью! – настоятельно пояснял он мне где-то через полгода, когда в разговоре вновь и вновь затронули тему гибели Витальича.
И назвал верно – «Вечерняя застольная».

А вот здесь - самое первое публичное исполнение композиции в начале декабря 1994 года: в "Лужниках" на "Матче века", впервые устроенном М.Г. Мамиашвили. (Для Иосифа Давыдовича было принципиальным исполнить именно эту песню перед набившейся со всей страны под своды спортивного зала братвы. У всех ещё болело. Поэтому - дуэт).

(ТАРНО @ 02.08.2013 - время: 17:00)
Имя полковника Сергея Есина вряд ли кому-то знакомо.
В широком смысле этого слова...
Тем ни менее, в начале 80-х он удивил многих сослуживцев совсем не армейской лирикой: свои поэтические начинания полковник опубликовал в журнале «Юность» - на тот момент это означало практически официальное признание советским писательским союзом своего новоявленного собрата в погонах.
У меня есть сборник прозы Сергея Есина "При свете маленького прожектора" 1979 года выпуска. Содержит 2 повести и 11 рассказов. Вряд ли это однофамильцы и одноимёнцы - слишком сильное совпадение...

Это он и есть!
Как Вам творчество полковника?

(ТАРНО @ 02.08.2013 - время: 20:23)
Это он и есть!
Как Вам творчество полковника?
Перечитывал последний раз давно. Хороший стиль изложения - читается легко. С юмором взгляд на мир. Насколько я помню, все произведения написаны о других людях и нигде не упоминается о службе автора.

...Вот и я написал Вам, а потом и подумал, что автор "Имитатора" никак не может быть тем самым полковником Есиным, о котором идёт речь выше. Публикация лирической подборки в журнале "Юность" приходится где-то на лето 1984 года (возможно, чуть раньше, но не позднее 1984 - точно!) В этот момент в разгаре была дружба члена СП Есина С.Н. и Народного художника Советского Союза И.С. Глазунова. И вряд ли она была бы возможна в случае службы первого в ВС СССР.
(Кстати, почему-то никогда не задумывался о том, что имя автора стихов и члена Союза писателей может принадлежать одному и тому же человеку...)
На момент моего личного знакомства с Ильёй Сергеевичем (1992 год) словосочетание "Сергей Есин", в семье художника было под запретом, и по понятным на тот момент причинам не могло "всплыть".
А было бы интересно разобраться в коллизии!
Но - время упущено.
Да и не столь важно: стихи-то - отличные!
В любом случае, благодарю за пищу для размышлений.

(ТАРНО @ 02.08.2013 - время: 17:32)
- Александр Яковлевич?!..
- Саша!
Ладно, пусть Саша.
…Итак, лето 1994 года. Гостиница «Россия». Глубокий вечер. Ряды набившихся было в номер приятелей, редеют. Из друзей практически никого. В том смысле, что Саша всегда относился к этому понятию очень осторожно: друг – это нечто почти асимметричное «приятелю».
Шампанское, немного водки, качественная закуска.
В общем, всё под разговор. Который нет-нет, да и коснётся модной в то лето темы – убийства у Краснопресненских бань в начале апреля месяца.
В какой-то момент Саша почти резко вскакивает с кресла, хватает гитару и уходит в спальню. Бренчит. Возвращается. Буквально парой слов перекидывается с компанией за столом. И снова – в спальню. Струнный перебор. Выскакивает из дверного проёма – а, надо сказать, бродил он по номеру в одних трусах и майке – все свои, чего стесняться! – и бросается к столу с ручкой и блокнотом.
Снова исчезает из пределов видимости.
И так – до четырёх утра. Когда буквально светящийся от счастья он предлагает всем присутствующим ознакомиться с его новым творением.
Названия ещё нет…
- «Мир дому, где собак и лошадей любят…» - это ж про Отарика, про его семью! – настоятельно пояснял он мне где-то через полгода, когда в разговоре вновь и вновь затронули тему гибели Витальича.
И назвал верно – «Вечерняя застольная».

А вот здесь - самое первое публичное исполнение композиции в начале декабря 1994 года: в "Лужниках" на "Матче века", впервые устроенном М.Г. Мамиашвили. (Для Иосифа Давыдовича было принципиальным исполнить именно эту песню перед набившейся со всей страны под своды спортивного зала братвы. У всех ещё болело. Поэтому - дуэт).
Таких подробностей не знал, Спасибо!

Вы кого-то цитировали или от себя написАли?
Если цитата, то можно ссылку на источник (по копированию текста поисковик ничего не выдал).

Пишу без источников - от себя. По памяти.
...Настолько по памяти, что даже не сразу догадался сравнить фото полковника Есина и знаменитого члена Союза писателей - разные-таки люди!!!
Вот ведь, "на всякого мудреца довольно простоты".

(ТАРНО @ 03.08.2013 - время: 02:28)
Пишу без источников - от себя. По памяти.
...Настолько по памяти, что даже не сразу догадался сравнить фото полковника Есина и знаменитого члена Союза писателей - разные-таки люди!!!
Вот ведь, "на всякого мудреца довольно простоты".
Сергей Есин разве был знаменитым членом Союза Писателей ? Я никогда не видел его книг и ни от кого о нём ничего не слышал...

...Его "Имитатор" в своё время много шума наделал. Ну и, конечно, поссорил его с Ильёй Сергеевичем не на шутку.

(ТАРНО @ 03.08.2013 - время: 07:41)
...Его "Имитатор" в своё время много шума наделал. Ну и, конечно, поссорил его с Ильёй Сергеевичем не на шутку.
Не приходилось читать книгу "Имитатор", но мне кажется, что шум она если и сделала, то только в Москве. Потому, что я раньше много читал и все известные новинки старался достать через знакомых.

Когда "Имитатор" вышел в свет (1985 год) я был далеко за пределами столицы. В приморских краях, где в то время проводил досуг, среди местной интеллигенции роман был весьма почитаем.

До того, как страстно увлечься строительством личных коттеджей, вилл и замков Георгий Евгеньевич собирал автомобили. В его коллекции в обилие присутствовали и «феррари», и «роллс-ройсы», и прочие «мозератти-майбахи».
Собирательство это носило отнюдь не механический характер: все машины ранее принадлежали, как минимум, «звёздам» мировой сцены; но, в основном, видным зарубежным политикам и общественным деятелям. Скажем, особо хозяин коллекции гордился спортивным авто, на котором в своё время ездил сам принц Майкл Кентский.
Более того, собрание всех этих роскошных машин было не просто отстойником для груды металла, жести и пластика – Георгий Евгеньевич в повседневной жизни и в работе активно пользовался своими приобретениями.
…Как-то осенью 1996 года герой этого повествования томительно ожидал пополнения своей коллекции из Санкт-Петербурга - автомобиль «Вольво» уже бывшего на тот момент мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака.
Дождался.
Радостного обладателя раритетной иномарки водитель торжественно подвёз к подъезду. И, прощаясь с шофёром, Георгий Евгеньевич напомнил:
- Ты мне утром документы завтра привези, не забудь!
Ничего лишнего. В принципе, всё чётко и понятно. Тем более, что водитель Коля уже на тот момент считался чуть ли не членом семьи и, по идее, понимал желания своего работодателя по единому дыханию.
Утро. Георгий Евгеньевич выходит из подъезда, возле которого на лавке сидит шофёр Коля. С толстой папкой в руках. Поднимается навстречу:
- Вот, как просили – всё привёз…
Георгий Евгеньевич в смутном нехорошем предчувствии берёт документы, оглядывая попутно двор.
- Коль, а где машина-то?
- Георгий Евгеньевич, а вы про машину ничего не говорили!
То есть, шофёр честно, буква в букву исполнил последнее распоряжение руководителя…
Глубоко вздохнул Георгий Евгеньевич. И ещё – пару раз.
И взял шофёра Колю под руку:
- Веди к остановке…
И отпустил он водителя, как только подошёл нужный трамвай.
И здесь надо напомнить, что на момент конца 1996-го года мобильный телефон всё ещё оставался безошибочным признаком принадлежности его хозяина к так именуемому клану «новых русских». Особенно, если мобильников – два; а именно столько и было в карманах дорогого пальто Георгия Евгеньевича.
И вот едет он в час-пик в плотно утрамбованном трамвае и слышит, что звонят сразу оба телефона. И вынимает он их из карманов кашемирового пальто и прислоняет один – к правому, другой – к левому уху. И понимает, что звонят ему компаньон из Лондона и помощник из московского офиса. А потому разговор строится на двух языках – на английском и на русском. И тема разговора витает, в основном, вокруг поставок, биржи, кредитного транша, пролонгации контрактов и прочей ежедневной банковской суеты.
И когда Георгий Евгеньевич засовывает телефоны обратно в карманы пальто, он вдруг обнаруживает, что стоит в центре пустынной площадки, и в него с разных сторон упираются ненавидящие взоры соотечественников, жмущихся друг другу в приступе охватившего всех пассажиров чувства единения.
Враг найден!
-…Ничто так не объединяет людей, как ненависть! – философски изрёк Георгий Евгеньевич, вспоминая этот эпизод из жизни.- Особенно, если это ненависть к одному человеку. И он – рядом.
В общем, вышел «новый русский» Георгий Евгеньевич на первой же остановке и поймал «попутку». От греха подальше.

Похоже, топик не развивается. Если кто-то считает, что нужно оставить его открытым, - пишите, пожалуйста, мне в приват или в "Бункер-Дом".